В азербайджанских тюрьмах больший процент рецидива – по сравнению с советскими временами, потому что во времена СССР в местах не столь отдаленных насчитывалось только 30% возвращенцев за решетку, а сегодня – более 60%. Это означает, что в тоталитарном советском режиме исправление осуществлялось более эффективнее, нежели при нынешней демократии. Об этом  в интервью изданию Minval.az сказал правозащитник Эльдар Зейналов, озвучивший основную причину: при советском строе заключенных заставляли работать, так как вполне справедливо считалось, что труд – не только почетная обязанность каждого человека, но и главнейший способ исправления заключенных. А в современных тюрьмах лишь маленькое количество заключенных занято общественно-полезным трудом.

– Понимаете, сейчас труд превратился из необходимости, обязанности в своего рода привилегию. К примеру, к хозобслуживанию могут привлечь до 10% заключенных колонии, то есть всего лишь 10% имеют гарантированную работу.

– Существуют ли какие-то предприятия при тюрьмах, цеха, например, в которых заняты заключенные? Они же должны как-то нарабатывать рабочий стаж и зарабатывать средства, на которые могут рассчитывать при выходе из тюрьмы, и, кроме того, обеспечивать какие-то свои потребности, находясь за решеткой?

– Раньше во всех колониях существовали промышленные зоны, в которых было производство, причем востребованное. Как правило, это было частью какого-то хозяйственного общесоюзного плана, где-то всегда что-то требовалось, в Азербайджане это запросы производила дешевая рабочая сила, что было выгодно и тюремной системе, прежде всего, получавшей от этого прибыль. И заключённые получали зарплату, пенсионный стаж шел. Они могли – особенно в страшных сибирских колониях где-нибудь в Тайге, – получить, помимо хорошей  зарплаты «северные» надбавки, и привозили по возвращении домой немалые суммы, по сути, они кормили свои семьи. Представьте себе, мужчина в расцвете сил попадает за решетку и может при этом сделать подарок жене на день рождения, может купить сыну форму и школьные принадлежности, на худой конец может на свои заработанные деньги купить себе сигареты и прочие необходимые мелочи. Что происходит сейчас? Заключенные зависят от семей, практически доят свои и без того обездоленные семьи, оставшиеся без главы семейства. Они от себя отрывают какие-то деньги и несут передачу своему «главе семьи». Кого воспитывает такая ситуация? Социальных иждивенцев, причем таких, которые морально уже готовы кусок хлеба у своего ребенка оторвать, лишь бы себя ни в чем не обделять.

– А что мешает государству задействовать заключенных в каких-то работах, чтобы они могли зарабатывать себе на жизнь и помогать семьям? Ведь государство улучшает условия содержания, строит новые исправительные учреждения, но их права на труд не соблюдается. Кроме того, иногда заключенные возвращаются из тюрем практически «в никуда»: жена подала на развод, его выписали, квартиру давно продали. Одно время в Доме престарелых в Бильгях было несколько таких вот экс-зэков, причем они были достаточно молоды.

– Ну да, и это еще хорошо, что они нашли там место для себя. В идеале в рамках социальной реадаптации этим людям нужно дать хоть какую-то работу, обеспечить хоть каким-то жильем. Отмечу, что разговоры об этом идут очень давно, по меньшей мере с 2007 года, когда на законодательном уровне стали обсуждать реинтеграцию заключенных, был принят такой закон. Но лет десять потребовалось только для того, чтобы создать службу пробации, но эта служба – только часть проблемы решает, а основные проблемы – жилье и работа, а эти блага есть даже не у всех законопослушных граждан. Лет семь назад президент издал указ о гуманизации условий содержания, и одним очень важным положением указа являлся тот факт, что тюрьмам было разрешено заключать договоры с бизнесменами для привлечения к работе заключенных (в рамках колонии, разумеется). То есть у заключенных появился реальный шанс обеспечивать себя, зарабатывать. Но сами понимаете, что если чуть ли не 40-50%  зарплаты обычно идет на оплату жилья и коммунальных услуг, все это в тюрьме уже есть. Даже минимальная зарплата в таких условиях, когда есть жилье и питание, уже большое дело. Для бизнесменов такие условия должны были стать очень привлекательными. Но инициативу должно проявлять тюремное руководство, администрация! А этого как раз нет, эдакий молчаливый саботаж.

– Но почему? Почему нельзя помочь этим людям зарабатывать и облегчать жизнь своим семьям?

– А давайте вспомним первый закон чиновника: «Если можешь что-то не делать – не делай». Инициатива наказуема. Вот вам и смысл саботажа. Хоть президент и дал возможность всем проявлять инициативу, особой инициативы никто не проявляет. И вместе с тем еще труд заключенных считается обязательно «в цеху, с металлообработкой, деревообработкой». Сельскохозяйственный труд почему-то никто в расчет не берет. У нас сейчас импортируется мясо, масло и даже рыба (хоть и живем на берегу моря), у нас есть определенные проблемы с сельским хозяйством. И уже сколько времени президент пытается реанимировать хлопководство в Азербайджане, но не получается, потому что колхозов сейчас нет, никому поручения не дашь. Это все по доброй воле человека, хочет – занимается, не хочет – не занимается. Почему бы, например, сельскохозяйственный труд не включить в систему трудоустройства заключенных? Есть же новооткрытая колония в Лянкаране – самом благоприятном для сельского хозяйства регионе. Ведь можно же создать ферму, где бы работали заключенные, особенно те, кто  до посадки в тюрьму и занимались трудом на земле.

– Скажите, вы не выдвигали эту инициативу? Предложение ведь действительно очень интересное!

– Я заявлял об этом в прессе, но я говорил об этом и депутатам, но никто не хочет это предложение озвучить.

– Понятно, что сработал первый принцип госчиновника: «Если можно не делать – не делай».   

– За нежеланием тюремной системы этим вопросом заниматься стоят не очень благородные мотивы, им и так хорошо, им и так хватает, они довольны тем, что заключенные зависят от своих семей, по каждому поводу к ним обращаются за решением всех вопросов. Кроме того, когда человек начинает зарабатывать, у него появляется рабочее сознание, повышается планка самоуважения, а это очень невыгодно тюремной системе. Когда человек себя не уважает, когда он забитый, потерянный, некоторым кажется удобным таким управлять. А каким он выйдет на свободу, не получится ли так, что он очень быстро вернется в тюрьму – это их не волнует. Это забота полиции, судов и так далее. Вот посадили человека в тюрьму – по логике тюремных властей, его просто сдали в т.н. «камеру хранения», его просто держат под замком, администрацию тюрьмы не волнует по большому счету перевоспитание этого заключенного, хотя именно перевоспитание – главнейшая задача Пенитенциарной службы. Но она не проговаривается явным образом в государственной пенитенциарной политике, то, что человек должен выйти из заключения не социальным иждивенцем, а превратиться в социально полезного члена общества – этот момент не ставится.

– Как я поняла, именно отсутствие перевоспитания в тюрьме и социальная неустроенность по выходу из ее стен порождают такое количество рецидивистов.

– Это так, конечно же, они мало того, что не перевоспитываются, они морально калечатся, душевно надломлены. Я лично знаю несколько таких экс-заключенных, просиживающих целыми днями на улицах, не работающих, ждущих зарплату жены или родственников или пенсию родителей. И в моменты, когда возмущенные родственники задают вопрос «Когда же ты, наконец, начнешь зарабатывать», ответ один: «Лучше я в тюрьму вернусь, там, во всяком случае, мне никто таких вопросов не задавал, крыша над головой была, кормили, жил себе спокойно». Далее, ложные идеи, внушенные в тюрьме, дескать, не «по статусу работать». Я не говорю уже о том, что в тюрьме много исламистов, в этом направлении тоже масштабно промывают мозги. Человек попадает в тюрьму как простой уголовник, а выходит уже как радикальный исламист. Понимаете, Макаренко в наших тюрьмах еще не появился, там нет такой четкой связанной системы перевоспитания, чтобы человек, который попал с воровскими «понятиями», перековался в обычного мужика, который кормит семью и полезен для общества. Людей просто держат «в камерах хранения», а людские души – продукт скоропортящийся. А когда их выпускают и эти люди не находят себя на свободе, то пополняют  ряды особого типажа – социального иждивенца. И иждивенец этот  совершает какое-то преступление, и снова попадает в тюрьму не потому, что он преступник, а потому, что ему удобнее жить в тюрьме, нежели на свободе. Это удобно особенно людям предпенсионного возраста, их больше привлекает идея сидеть в тюрьме, чем попасть в какую-то «богодельню», где им сделают некий «укольчик» и отправят на тот свет.

Яна Мадатова      

Данная статья подготовлена ​​при финансовой поддержке Агентства развития медиа Азербайджанской Республики по направлению «Защита прав и свобод граждан, повышение уровня правовой и политической культуры граждан, увеличение социальной и политической активности».

Minval.az